Душной ночью в Каролине - Страница 32

– Вот что я хотел бы узнать, – сказал Гиллспи, – за последний месяц-другой с его счетом ничего не происходило? Каких-нибудь крупных операций? Может, он брал ссуду?

– Видите ли, банк гарантирует тайну вкладов, – ответил Дженнингс, явно стремясь уклониться от прямого ответа. – В любом случае у нас не принято говорить об этом по телефону. Надеюсь, вам это понятно.

Второй раз за сегодняшний день Гиллспи пришлось сбавить тон.

– Ну хорошо, ладно! Это ваше право. Но вы все же мне не ответили.

– Дайте мне ясно понять, мистер Гиллспи, – ответил Дженнингс. – Это что, официальный запрос?

– Можете считать так.

– Тогда мы, конечно, не отказываемся от сотрудничества. Если вы приедете ко мне в любое удобное для вас время, я дам вам возможность просмотреть документацию.

– А нельзя прислать ее сюда?

– Если вы представите ордер по всей форме, мы с удовольствием подчинимся, – ровно ответил Дженнингс. – Однако было бы много удобнее, если бы вы приехали сами. Вам должно быть понятно: не хочется выпускать документацию из стен банка. А копии мы стараемся не снимать.

Убедившись, что большего ему не добиться, Гиллспи положил трубку. Беседа не подтвердила и не рассеяла подозрений, и он был раздосадован. Мотив ограбления вроде бы отпадал, но ведь Кауфман заметил, что Мантоли имел привычку носить при себе крупные суммы. Сэм мог убить его, но взять не все деньги, а лишь часть, чтобы запутать следы. Подобные вещи известны в криминалистике.

На пороге появился Арнольд, в руках у него было несколько листов.

– Вирджил говорит, вы хотите взглянуть на его отчет об осмотре тела.

– Ясное дело, хочу, – огрызнулся Гиллспи. – Он что, для того составлен, чтобы вам было помягче сидеть?

– Я не знал, что он вам понадобится, – ответил Арнольд, пожал плечами и удалился.

Билл Гиллспи принялся за злополучный отчет. Пробегая глазами раздел за разделом, он чувствовал, как в нем закипает настоящая зависть. Подобного документа он сам никогда не составлял, да и не мог составить, и, кроме того, это сделал его собственный подчиненный, есть от чего прийти в бешенство. Но если дело все же благополучно дойдет до суда, отчет Вирджила может здорово пригодиться для изложения материалов следствия. К тому же он многое узнал о покойном маэстро Мантоли, с которым так и не успел познакомиться. Но, приводя себе все эти доводы, он все же не мог полностью подавить раздражение: этот исчерпывающий документ был составлен негром, а они не имеют права родиться такими сообразительными.

Зазвонил телефон.

Говорил Фрэнк Шуберт:

– Билл, мне чертовски неприятно дергать тебя, но у меня у самого буквально телефон оборвали. Ты ничего не можешь прибавить к тому, что говорил вчера насчет этого дела? В совете очень обеспокоены, и нет такого человека в городе, хоть мало-мальски знакомого, который бы не позвонил мне и не потребовал ответа, когда будет пойман убийца.

– Черт возьми, Фрэнк, а ты сказал бы этим идиотам, чтобы они отцепились и не мешали вести расследование. Когда у тебя висят над душой, мало толку, ты-то уж должен это понимать.

Мэр немного поколебался:

– Ну хорошо, Билл. Я понимаю твое состояние. Да… тут вот еще один вопрос: как с этим цветным из Калифорнии, ты уже отделался от него?

– Нет и не собираюсь. – Гиллспи едва сдерживал голос.

– По-моему, это было бы дельно, Билл.

– Черт меня побери, если я это сделаю, мне пришьют личные мотивы! – Гиллспи все же сорвался на крик. – Фрэнк, я сейчас должен уйти и позвоню тебе, как только у меня будет что доложить. Обещаю.

– Ах, так… Ну хорошо, Билл, – сказал Шуберт и повесил трубку.

Гиллспи понял, что терпению мэра тоже приходит конец. А если и Фрэнк Шуберт наточит на него зуб, не пройдет и дня, как в Уэллсе будет новый шеф полиции.

Гиллспи щелкнул клавишей селектора.

– Где Вирджил? – спросил он.

– Вышел, – ответил Пит. – Ему позвонил преподобный Не-Разбери-Поймешь, и он с ходу выкатился. А он что, нужен?

– Ладно, потом, – сказал Гиллспи и оборвал разговор. Тысяча самых противоречивых чувств бушевала у него в груди. Он встал, нахлобучил шляпу и двинулся прямиком к машине. Как бы там ни было, одну вещь он должен выяснить.

Управляющий банком встретил его весьма любезно и немедленно распорядился принести бумаги. Гиллспи было приятно видеть, что его слова и наружность производят некоторое впечатление в этом городке, к которому он начинал испытывать искреннюю неприязнь. Наконец принесли счет, Дженнингс молча его перелистал и, не выпуская из рук, заговорил:

– В последние годы мистер Вуд постоянно держит у нас свои сбережения. Его счет никогда не превышал нескольких сотен долларов. Дважды этой наличной суммы не хватало, чтобы оплатить подписанные им чеки, но его кредитоспособность оставалась по-прежнему вне сомнений. Приказы вкладчика по вложению и снятию сумм чередовались вполне равномерно.

– И ничего поприметнее? – нетерпеливо спросил Гиллспи.

– Я как раз подходил к этому, – ровно ответил Дженнингс. – Два дня назад мистер Вуд явился в банк и погасил рассрочку за свой дом. Это не Бог весть что, поскольку дом небольшой. Он предъявил чек, который, по его словам, был прислан ему по почте как доля завещанного наследства. А оставшуюся сумму – шестьсот с небольшим долларов – он внес наличными.

– Шестьсот наличными! – повторил Гиллспи. – По-моему, это не слишком обычно.

– И да и нет, – отозвался банкир. – Многие еще хранят свои сбережения в матрасах и коробках из-под конфет, хотя каждый год на те же суммы, положенные в банк, могли бы набегать не маленькие проценты.