Сэм нажал на газ, и машина рванулась вперед. В световой дорожке от четырех фар непонятный предмет становился все больше, пока Сэм не затормозил посреди дороги в нескольких футах; теперь он мог разглядеть – это был человек, распростертый на мостовой.
Сэм включил красную полицейскую мигалку и стремительно выскочил из машины. Прежде чем наклониться над лежащим, он быстро огляделся, готовый ко всяким неожиданностям; рука его лежала на кобуре пистолета 38-го калибра. Он ничего не увидел, кроме безмолвных домов и пустынной бетонной мостовой. Мгновенно успокоившись, Сэм опустился на колено возле распростертого человека.
Тот лежал на животе, обхватив голову руками, ноги раскинуты, правая щека прижата к шершавому стертому бетону. У него были необычно длинные волосы, завивавшиеся на шее от постоянного прикосновения воротника. Валявшаяся рядом, в пяти или шести футах, трость с серебряным набалдашником выглядела странно беспомощной на грубом шоссейном полотне.
Сэм подсунул левую руку под распростертого человека и постарался нащупать сердце. Несмотря на изнурительную духоту, на неизвестном был плотно застегнутый жилет, и через него Сэм не мог уловить никаких признаков жизни. Тогда он попытался припомнить, что ему доводилось читать о предполагаемой смерти при несчастных случаях. У Сэма не было никакой специальной подготовки – его попросту зачислили в состав городской полиции и отправили исполнять новые обязанности, лишь накануне сообщив, в чем они заключаются. Но согласно полученным предписаниям, он уже самостоятельно ознакомился со сводами законов графства и штата и проштудировал два или три учебника, отыскавшиеся в небольшом здании полицейского управления. У Сэма была хорошая память, и сведения, которые он тогда почерпнул, вернулись к нему теперь, в момент крайней необходимости.
"Пока факт смерти не будет подтвержден врачом, не следует считать пострадавшего мертвым – он может находиться в обмороке, быть оглушенным или потерять сознание по каким-либо иным причинам. Так, лица, получившие большую дозу инсулина, часто ошибочно принимаются за умерших, и бывали случаи, когда они приходили в себя уже в морге. При отсутствии особенно тяжких увечий, скажем, ампутации головы, следует считать, что пострадавший жив, то есть в любых случаях, когда не затронуты жизненно важные центры, при поражении которых дальнейшее функционирование организма не представляется возможным".
Сэм торопливо вернулся к машине и схватил микрофон. Как только на его вызов откликнулись, он заговорил быстро и просто – сейчас было не до того, чтобы подбирать официальные выражения.
– Приблизительно на углу Пайни-стрит и шоссе посреди дороги лежит человек, похоже, что мертвый. Вокруг никого, и ни одной машины не было за несколько последних минут. Немедленно выезжайте и высылайте "скорую".
На мгновение остановившись, Сэм подумал, правильно ли он все изложил? Он впервые столкнулся с таким случаем и хотел бы вести себя должным образом. Голос дежурного диспетчера оторвал его от этих мыслей:
– Оставайся на месте. Личность пострадавшего установлена?
Сэм мгновенно прикинул.
– Нет, еще нет, – ответил он. – Насколько помнится, я никогда раньше не встречал этого человека. Но, по-моему, я знаю, кто он такой. У него длинные волосы, он в жилете и с тростью. Маленького роста – не больше пяти футов пяти дюймов.
– Это Мантоли! – воскликнул диспетчер. – Дирижер. Главный во всей этой затее с фестивалем. Если это он и действительно мертвый, может выйти страшная неприятность. Повторяю, оставайся на месте.
Сэм положил микрофон и поспешил к распростертому телу. До больницы было всего девять кварталов, значит, "скорая помощь" должна появиться через каких-нибудь пять минут. Сэм вновь склонился над упавшим, и перед ним мелькнуло видение сбитой собаки, но то, что он видел сейчас, было бесконечно хуже.
Сэм протянул руку и очень осторожно приложил ее к затылку человека, словно мог успокоить его этим прикосновением и сказать, что помощь уже близка, что ему осталось лежать на грубом бетоне всего две-три минуты, да к тому же не в одиночестве. Пока эти мысли проносились в голове Сэма, он почувствовал, как что-то густое и липкое медленно стекает по его пальцам. Резким непроизвольным движением он отдернул руку. Жалость, которую он только что испытывал, исчезла в багровой волне нарастающего гнева.
В четыре минуты пятого Билла Гиллспи, начальника городской полиции Уэллса, разбудил телефонный звонок. Гиллспи понадобилось несколько секунд, чтобы встряхнуться и хоть как-то прийти в себя. Протягивая руку к телефону, он уже знал, что случилось несчастье, и, возможно, большое, иначе бы обошлись без него. В трубке звучал голос дежурного:
– Шеф, мне очень жаль, что приходится вас будить, но, если Сэм Вуд не ошибается, произошло убийство с отягчающими обстоятельствами.
Гиллспи заставил себя сесть и спустить ноги с кровати.
– Какой-нибудь турист?
– Нет, не совсем. Сэм вроде бы опознал его, похоже, это Энрико Мантоли, ну, знаете, тот самый, кто собирался провести здесь музыкальный фестиваль. Понимаете, шеф, пока еще нет уверенности, кто этот человек мертв, но если это так и Сэм не ошибся, то кто-то пристукнул нашу здешнюю знаменитость и вся эта музыкально-фестивальная затея летит к чертям.
Теперь Билл Гиллспи окончательно проснулся. Он машинально возил по полу ногами в поисках домашних туфель и знал, что от него ждут распоряжений. Курс профессионального обучения, пройденный еще в Техасе, подсказал ему нужные слова.